За стойкой «Ржавой подковы», самой непотребной таверны на всём Обливионе, старик Гарт в тысячный раз вытирал одну и ту же пивную кружку. Вечный ритуал: вытереть, глянуть на мутное дно, пробормотать что-то себе под нос и снова протереть. Воздух был густ от дыма, запаха прокисшего эля и рыбьей чешуи, принесённой с утреннего улова. Заведение гудело привычным пьяным гомоном, где спор о цене на соль соседствовал с песней вполголоса и храпом уставшего матроса.
Дверь вдруг скрипнула, впустив в душное помещение резкий холод с улицы и закутанного в походный плащ незнакомца. Он шагал медленно, будто каждое движение отмерял заранее, и в этой неторопливости было что-то угрожающее. Незнакомец не был человеком, без раздумий было очевидно — только нежить может внушать опасение одним своим присутствием. С видом знатока он выбрал самый тёмный угол у стойки, откинул капюшон и обнажил лицо, иссечённое ветрами и старыми шрамами. Глаза его были пусты и спокойны, как озеро в безветренную ночь. Не говоря ни слова, он положил на стол две тусклые монеты.
Гарт, не глядя, пододвинул ему глиняную кружку с чем-то мутным и крепким.
— Видок у тебя, приятель, будто на том свете побывал. Или, может, проиграл всё в карты, и собственную душу тоже.
Незнакомец медленно отпил и с глухим стуком поставил кружку на деревянную барную стойку. Звук был настолько резким и решительным, что даже пара завсегдатаев у стены вздрогнула и обернулась.
— Карты? — голос его был низким, ровным, будто скрип телеги. — Нет. Я играл в кости с самой Смертью. У руин седьмого круга.
Гул в таверне осёкся, как будто кто-то выдернул гвоздь, державший весь шум. Даже гном у камина, до того распевавший куплет, осёкся на полуслове и уставился в сторону незнакомца. Гарт замер с тряпкой в руке, его циничная маска треснула.
— Седьмого? — фыркнул он. — Это сказки. Чтобы гнать дураков под лёд.
Незнакомец покачал головой, и голос его стал тише, тяжелее.
— Сказки не скрипят в темноте. Сказки не шепчут тебе на языке, которого никто в живых не знает. У сказок нет сердца из чёрного жемчуга.
Он снова отпил и замер, словно за его глазами открылся иной мир.
— Ты хочешь знать, как это было? Слушай.
И все в таверне замерли, ловя каждое слово.
— Ни рыцари смерти, ни призрачные драконы, ни даже лунные стрелки не решились ступить в этот бой. Их было слишком мало, чтобы противостоять столь древней и страшной силе. Сотни тысяч, сказали они, — и этого всё равно не хватит. Одолеть невероятный ужас могут лишь миллионы. Умирать поодиночке всегда страшно. Но вместе... вместе страх становится привычкой. Поверьте. Просить о смертельной услуге Признаков короля? — наёмники не пойдут на это ни за какие монеты. Их мечи рождены для жадности, но не для отчаяния. Даже повелители душ, привыкшие держать в узде чужую смерть, оказались бессильны перед бесконечным океаном давно затлевших, но всё ещё готовых убивать монстров. Они отказались.
— Лишь бессмертные пехотинцы, по природе своей лишённые страха, пошли бесконечным строем. Их ряды тянулись, словно железная стена, что не знает ни усталости, ни жалости.
Незнакомец сделал несколько тяжелых глотков крепкого напитка, и под звенящую тишину, непривычную для самого знаменитого бара Обливиона, продолжил.
— Мы подошли к руинам, когда уже темнело. Камни, чёрные и влажные от тумана, торчали из земли, как гнилые зубы старой пасти. Моих носильщиков мы держали позади — бедолаги тянули обозы, веря, что вернутся с жемчугом, а не с пустыми руками. Перед ними шли бессмертные пехотинцы, без тени сомнения, без крупицы страха. Они держали строй, будто стены из железа, и только ветер гулял меж их доспехов.
И тогда мрак поднялся навстречу нам. Твари без лиц, только зияющие впадины вместо глаз, обрушились, как камнепад. Пехотинцы держали натиск, копья скрежетали о чёрную плоть, и каждый удар отдавался в земле. Верховные банши, стоя позади, протягивали руки — их пение тянуло бойцов обратно, вдыхая в них силу, их руки светились бледным синим огнём, и каждый раз, когда чья-то душа дрогнет от ужаса, они вытягивали из пустоты каплю силы и возвращали бойца в строй. Их пение стелилось над рядами, будто туман, и в этом пении слышалось обещание — что смерть ещё подождёт. Даже камни дрожали, откликаясь на их голоса, словно сама руина слушала и не решалась обрушиться раньше времени.
Но тьма не кончалась. Она хлынула рекой, бесконечной, вязкой. Десятки тысяч собирателей, големов, орков, даже горгульи летали над нашими головами. Бесконечные иглозавры и ведьмы, даже духи огня и змееноги — мало кому довелось видеть их в таком количестве, их было не сосчитать.
Мой Полководцец, опытный охотник, рассекал эту ночь стрелами, устанавливал ловушки прямо под гулким сводом развалин, а союзные командиры обоза держали свой строй рядом с нами. Там, среди обломков и праха, мы стояли плечом к плечу, и даже носильщики, привыкшие к тяжести кладей, взялись за камни и дубины, лишь бы не отступить.
И в тот миг, когда сама руина содрогнулась, я понял: мы больше не штурмуем стены. Мы держим оборону против целого океана тьмы, и каждый удар копья, каждая стрела, каждый крик банши были не просто оружием. Это было дыхание всего войска, дыхание тех, кто осмелился войти туда, куда не ступала нога смертного. Даже сама ночь, казалось, прислушивалась к нашему натиску, медля с последним ударом. И если бы хоть один из нас дрогнул — тьма захлебнулась бы нашей слабостью и поглотила всех.
Я чувствовал, что тьма содрогнулась, но это был лишь коварный трюк древних зол. С каждым шагом глубже в развалины крик толп монстров лишь усиливался. Из мрака доносился вой, похожий на ржавый скрежет тысяч голосов, забытых веками. Казалось, сами стены руин дышали в такт этому безумию, готовые сомкнуться на нас, как пасть чудовища.
Не скрою — мой товарищ, старый полководец, пришел в бой с древними артефактами, сила которых непостижима даже мне. Он не любит говорить, даже в тяжком бою не проронит лишнего слова. Но его присутствие было сильнее всяких речей: каждый его шаг заставлял пехотинцев держаться крепче, а охотников — стрелять точнее. И когда артефакты в его руках вспыхнули мертвенным светом, сама тьма отпрянула, словно узнала старого врага. И мы дрались рядом, плечо к плечу, только это спасло нас от гибели. В бою не было «я» или «ты» — там был только один строй, одна воля.
Мы сражались не за жемчуг. Мы сражались, чтобы удержать саму ночь, — незнакомец сжал кулак, словно снова держал меч. — И когда маска ужаса сыграла свою решающую роль в подавлении воли врага, а непробиваемые щиты наконец смогли показать на что способны в защите — стены рухнули, громко, неожиданно, ведь казалось что это будет длиться саму вечность... И мы шагнули туда, куда не должен ступать человек, только нежить.
Он замолчал, опустив голову. В зале слышно было только, как кто-то невольно втянул воздух сквозь зубы.
— Вот тогда, — продолжил он медленно, — мы увидели сердце этих руин. Озеро жемчуга. Чёрного, живого. Они не просто лежали. Они дышали. Пульсировали. Словно одно большое, безжалостное сердце, бьющееся в пустоте. И когда древний камень поддался, жемчуг не звенел, как стекло. Он скрежетал. Звук был такой, будто сама Вечность переломила себе хребет. Страшный звук… и прекрасный.
Он допил виски, отодвинул кружку и поднялся. Пол под ним будто застонал, не выдерживая его шагов. В кармане плаща что-то тяжело и глухо звякнуло о дерево стойки. Все переглянулись, думая, что это и есть доказательство. Но незнакомец не ушёл. Он развернул плащ и достал свёрнутый в кожаный ремешок свиток.
Бумага была старая, с тёмными, почти выжженными краями. Незнакомец положил его на стойку, и вся таверна вытянулась, словно сам воздух перестал быть привычным.
— Чтобы сказка не казалась сказкой, — тихо сказал он.
Он раскрыл свиток. На пожелтевшей поверхности проступили символы и чертежи, выведенные рукой, что давно истлела в земле. Там был набросок — изображение сердца руины, окружённого тьмой и жемчужинами, словно сияющими глазами бездонного зверя. И среди линий угадывались фигуры: пехотинцы в строю, сияние банш, обозы носильщиков и охотники, чьи стрелы рассекали тьму.
- ML_7_1.png (554.6 КБ) 225 просмотров
- ML_7_2.png (835.69 КБ) 225 просмотров
Толпа замерла. Даже самые закоренелые скептики ощутили холод вдоль позвоночника: это было не придумать, не подделать. Здесь был след. Доказательство.
Гарт, побелевший, впервые за долгие годы выронил кружку.
— Святые боги... — выдохнул он.
Тишина, державшая таверну, стала тяжёлой, словно камень на груди. Никто не смел даже кашлянуть.
Незнакомец свернул свиток, убрал в плащ и направился к выходу. Когда дверь хлопнула, вместе с ним ушёл и весь воздух — так показалось тем, кто остался.
А в «Ржавой подкове» люди, эльфы, демоны и всяческая нежить ещё долго сидели, не поднимая глаз. И каждый понимал: отныне легенды перестали быть выдумкой. Они вошли в жизнь — и, возможно, однажды придут за тобой.
BossOfThisGYM / Molchun2019
